Традиционный ислам и ваххабисм

(к религиозно-политической ситуации в современной Чечне)

© В. Х. Акаев, январь 2001.

Конец ХХ века в России отмечен радикальными преобразованиями в системе политико-государственного устройства, модернизационными изменениями в экономике, идеологии и культуре. Экономические и политические преобразования в стране, возникший системный кризис привели к  трансформации духовных и религиозных ценностей этнических общностей. Отразились они и на состояние ислама в России, который, начиная с конца 80-х годов нынешнего столетия, претерпевает бурный подъем.

Процесс возрождения ислама в России, в том числе и на Северном Кавказе, сопровождался тенденциями как позитивными, так негативными. С восстановлением старых мечетей, строились новые, создавались исламские школы и вузы, широко изучалась религиозная догматика, издавалась соответствующая литература, расширялись контакты мусульман с зарубежными собратьями по вере, центрами арабо-мусульманской цивилизации.

В то же самое время в России, регионах особенно Северного Кавказа возникают религиозно-политические партии и движения, преследовавшие радикальные цели вплоть до изменения политической системы, духовно-культурной идентичности российских мусульман путем насильственного внедрения религиозно-политических, этнокультурных ценностей, сформировавшихся далеко за пределами нашего отечества. Здесь не последнюю роль играли международные исламские организации, зарегистрированные как в Москве, так и в других городах страны, финансово и идеологически поддерживавшие новые мусульманские религиозно-политические организации.

На Северном Кавказе такие религиозно-политические организации как Исламская партия возрождения, Исламский джамаат Дагестана, ваххабитские группы в Чечне, входившие в состав Конгресса народов Ичкерии и Дагестана, вынашивали проект «исламизации» всего Кавказа и даже предприняли попытку создания исламского государства в Чечне и Дагестане. Сказанное позволяет признать, что исламский ревивализм - явление неоднозначное,  противоречивое, в нем сталкиваются локальный религиозный традиционализм и религиозное «новаторство», часто имеющее  форму религиозного радикализма. Наиболее выпукло это столкновение обозначилось в конфликте, возникшем  между последователями традиционного   ислама и «ваххабизма» в Дагестане и Чечне. Появление и распространение исламского радикализма в форме ваххабизма на Северном Кавказе прежде всего – следствие тяжелых социально-экономических преобразований,   происходивших в стране, приведшие к радикальному обнищанию различных групп населения, духовно-идеологическому плюрализму при доминирующей роли западных ценностей, масштабной коррупции органов власти. В условиях трансформации советской экономики и коммунистических ценностей массы людей, в том числе значительная часть молодежи, на Северном Кавказе, который всегда являлся регионом повышенной безработицы, превратились в социальных маргиналов. Безработная молодежь в поисках своего места в обществе легко втягивалась в так называемые ваххабитские группы, на словах проповедовавшие социальную справедливость, протестующие против коррупции местных и центральных чиновников, заявлявшие о необходимости создания исламского государства. Наряду с идеологической обработкой, втянутая в ваххабитские группы молодежь, получала финансовую поддержку от своих руководителей (эмиров), связанных с зарубежными мусульманскими организациями, перенесшими центр тяжести своей религиозно-политической стратегии на Кавказ. В поведении молодых неофитов, попавших в ваххабитские структуры, можно было наблюдать некоторые изменения. У них появлялись новая одежда, автомашины, современная связь, оружие, все они до фанатизма отстаивали, поверхностно осваиваемые ими идеи ваххабизма.

Успех ваххабитов на Северном Кавказе во второй половине 90-х годов объясним не только отмеченными факторами, но и бессилием власти и официального мусульманского духовенства в решении материальных проблем молодежи и удовлетворения их духовных запросов. Складывающиеся в Дагестане и Чечне ваххабитские группы, с некоторыми оговорками, можно считать протестными религиозными организациями, ибо в первоначальной своей деятельности они выступали против местной коррупции и  официального духовенства, связанного с ней.  

Ваххабизм, имея относительный успех в Дагестане и более ощутимый – в Чечне, столкнулся с сопротивлением местных мусульман, приверженцев тарикатизма. Преобладающее большинство мусульман Дагестана и Чечни, равно и мусульмане других регионов Северного Кавказа, относятся к суннитскому направлению в исламе. Что касается утверждения президента России о том, что на Северном Кавказе доминирует шиизм, то конечно же оно неверно, не говоря о том, что в идеологическом отношении небезобидно.  Суннитский ислам в этом российском регионе представлен в виде двух мазхабов – шафиитского и ханифитского. Шафиитский мазхаб главным образом распространен в Дагестане, Чечне и Ингушетии, а мазхаб ханифитский среди адыгейцев,   балкарцев, кабардинцев, кумыков, карачаевцев, ногайцев. Среди чеченцев вообще неизвестны случаи принадлежности к шиизму, а в Дагестане шииты составляют значительное меньшинство в сравнении с суннитами. Нет шиитов и среди других этнических мусульман Северного Кавказа.

Ислам в Чечне имеет некоторые особенности, обусловленные тем, что чеченцы – приверженцы суфийского ислама, представленного двумя тарикатами: накшбандийа и кадирийа. В свою очередь эти тарикаты делятся на более мелкие религиозные группы - вирдовые братства, общее количество которых достигает тридцати двух. Представители суфийских братств, придерживаясь основополагающих положений классического ислама, соблюдают культ святых, почитают зачинателей тарикатов или вирдовых братств, посещают их зияраты (места захоронения). Особенно учащается посещение зияратов в период священного для мусульман месяца рамадан.  Даже в период активных военных действий в Чечне мусульмане не прекращали соблюдение традиционных суфийских культов. 

Наиболее многочисленное суфийское братство составляют  последователи чеченского шейха Кунта-Хаджи Кишиева, которых со времен царизма (с начала 60-х годов ХIХ века) называют  «зикристами». К зикристам кроме кунтахаджинцев относятся, отпочковавшиеся от них,   последователи ряда других вирдовых братств как-то: Бамат-Гирей-Хаджи, Чиммирзы, Мани-шейха.

Вирдовые братства тарикатов накшбендийа и кадирийа  отличаются различными формами исполнения ритуала зикр (поминание имени Аллаха). Последователи тариката кадирийа исполняют его громко, подпрыгивая на месте или бегая по кругу, при этом некоторые из них могут использовать ряд музыкальных инструментов (ж1ирг1а - барабан, шедаг - флейта, 1адхьокху пондар - двуструнная скрипка). Сторонники же накшбандийа исполняют зикр тихо, без энергичных телодвижений, и при этом не применяют музыкальные инструменты. По своим духовным основаниям тарикаты накшбандийа и кадирийа принципиально не отличаются, их различия во внешних атрибутах: в форме исполнения зикра, деталях произносимой молитвы, головном уборе, одеянии. На почве влияния на верующих между последователями накшбендийа и кадирийа в прошлом между ними возникали трения, противоречия. В результате политики «разделяй и властвуй», которая осуществлялась царской властью, а в годы советской власти – чекистами и партийными органами эти отношения часто   доводились до вражды.

Последователи накшбандийа, прежде всего вирда шейха Дени Арсанова, длительное время представляли собой влиятельную в духовной и политической жизни чеченцев силу. А в период президентства Д. Дудаева они были оттеснены на периферию общественной жизни и даже подвергались гонениям. Значительная часть зикристов составляла социальную базу режима Д. Дудаева,  что приводило к усилению их влияния в политической сцене Чечни. В 1995-1996 годы, когда у власти в Чечне находились С. Хаджиев, а затем  Д. Завгаев, во главе чеченского духовенства становятся последователи накшбандийа (И. Арсанов, М.-Б.-Х. Арсанукаев, Х. Х. Берсанов), а роль зикристов при этом снизилась.  

В Чечне последователи «ваххабизма» стали появляться в начале 90-х годов, а в Дагестане они были известны значительно раньше. По-видимому, дагестанские ваххабиты вышли из традиционного суфийского ислама. Деятельность этого религиозно-политического течения в исламе в начале 90-х в Чечне была совершенно незаметна. Здесь о ваххабитах заговорили только в ходе первой войны, в связи с их военными успехами, а также, когда они предприняли попытку ликвидировать на горе Эртин-Корт зиярат Хеди, матери Кунта-Хаджи - центр поломничества зикристов. По времени это совпадает с началом 1995 года. 

Позиции ваххабизма в Чечне укрепляются при заинтересованной поддержке сначала З. Яндарбиева, а затем А. Масхадова. Они пользовались поддержкой Басаева, Арсанова, Удугова. Под влиянием ваххабитов в Чечне ликвидируются светские суды и создаются суды шариатские. На основе шариата осуществлялось судопроизводство, выносились соответствующие меры наказания виновных. Традиционное чеченское духовенство, придерживающееся в своей деятельности местных суфийских ценностей, не принимало идеологию и практику ваххабизма. На этой почве между ваххабизмом и суфийским исламом исподволь зрел конфликт.

Столкновения между ваххабитами и тарикатистами в Дагестане происходили значительно раньше, чем в Чечне и они нередко завершались кровопролитием и гибелью конфликтующих. Расспространение ваххабизма в Дагестане связано с деятельностью аварца Багуддина Кебедова из селения Сантлада Цумадинского района, получившего духовную подготовку, по утверждению одного из моих информаторов, в г. Джидда Саудовской Аравии. Изгнанные из Дагестана правоохранительными органами ваххабиты во главе со своим лидером Багауддином Кебедовым переселяются в Чечню. Кебедов, пользовавшийся покровительством З. Яндарбиева, в г. Гудермесе создает ваххабитский центр, начинает реализовывать в Чечне, провалившийся в Дагестане, проект «ваххабизации» мусульман Северного Кавказа.

В июне 1998 году между ваххабитами Кебедова и боевиками С. Ямадаева возникает конфликт, переросший в крупное военное сражение, в котором погибли свыше 100 человек, в основном ваххабиты. Изгнанные из Гудермеса ваххабиты переместились в Урус-Мартан и превратили его в центр своей идеологической и военной подготовки. Руководителем ваххабитов в Урус-Мартане являлся некто эмир Абудурахман, выдававший своей пастве фатвы (разрешения) на похищение людей. Судя по некоторым источникам,  в Урус-Мартане ваххабитами из группы А. Бараева, братьями Ахмадовыми совершена казнь над тремя англичанами и одним новозеландцем.

В начале 1999 года под давлением исламской оппозиции, состоявшейся в основном из ваххабитов, и возглавленной Басаевым, А. Масхадов издает указ о введении в Чечне «полного шариатского правления», перечеркивающий конституцию, на основе которой он избирался президентом. По замыслам ваххабитов, Чечня должна была превратиться в исламское государство, а секуляризированное советской властью чеченское общества - в общество религиозное. Но абсолютное большинство чеченцев не воспринимало ваххабитские эксперименты, не без основания видело в ваххабизме чуждую духовную систему, подрывающую этнокультурную идентичность народа.

Среди чеченцев сложилось крайне негативное восприятие  ваххабизма; его последователи считаются повинными в возникновении во второй войне в Чечне. Так, бывший муфтий, а ныне Глава Администрации Чеченской Республики Ахмад-Хаджи Кадыров в своем обращении к соотечественникам говорил, что «ислам – религия мира», он «не признает насилия, осуждает все, что делается в ущерб мусульманам, призывает к верности в договорах. Напав на Дагестан, Басаев, Удугов и другие нарушили ранее достигнутые мирные соглашения с Россией, принесли неисчислимые страдания проживающим здесь мусульманам»^[1]. Действительно провокационный «поход» дагестанских и чеченских ваххабитов на горный Дагестан, возглавленный Басаевым и Хаттабом,  вынудил федеральный центр на очередную войну в Чечне. Хотя известно, что «партия войны» в Москве задолго до этой хаттабо-басаевской провокации готовилась к реваншу за свое поражение в предыдущей войне. Об этом заявил С. Степашин, отправленый Ельциным в отставку с должности премьер-министра страны, накануне очередной войны в Чечне.

Несколько иную интерпретацию дал событиям, связанным с нападением на горный Дагестан А.А. Ярлыкапов, который пишет: «Несмотря на то, что большинство ваххабитов Дагестана не поддержало вылазку боевиков из Чечни, начало специальной операции в Буйнакском районе, погромы ваххабитских общин в Кизилюртовском районе придали религиозному противостоянию в республике вооруженный характер, при этом государство однозначно заняло одну сторону в этом противостоянии»^[2]. Процитированный  автор почему-то различает боевиков, сделавших вылазку из Чечни в Дагестан и «большинство ваххабитов из Дагестана», не поддержавших эту вылазку. Он не отмечает, что 85 % боевиков, сделавшие вылазку в Дагестан, является дагестанскими ваххабитами, чеченских же ваххабитов в этой вылазке, судя по высказываниям известного аварского поэта  Адалло Алиева, было только 10 %.

С начала первой войны в Чечне дискутируется вопрос: является ли сопротивление чеченцев федеральным войскам газаватом? Наиболее авторитетные представители традиционного духовенства сопротивление чеченцев не признали газаватом. Ваххабиты придерживались противоположной точки зрения, они даже заручились письменным подтверждением, полученным от какого-то религиозного авторитета из Саудовской Аравии. Двойственную позицию по этому вопросу занял бывший дудаевский муфтий Х. Алсабеков. Под давлением Д. Дудаева он заявил, что сопротивление российским войскам является газаватом, и призвал всех чеченских мусульман взяться за оружие. Оказавшись в Знаменке, среди антидудаевской оппозиции он отрицает сказанное. Подобная  интерпретация газавата для Алсабекова обернулась наказанием по шариату.

В борьбе против своих оппонентов ваххабиты развернули настоящий террор. После первой войны в Чечне последователем ваххабизма был убит 75-летний имам центральной мечети Грозного Х. Яхьяев, последователь накшбендийа. Убийца, которого удалось схватить, признался, что убил имама мечети за его антиваххабитские высказывания. В Чечне дело доходило до того, что ваххабиты стали вмешиваться в систему светского образования. Осенью 1998 года ваххабиты в Заводском шариатском суде приняли решение, запрещающее преподавание философии в Грозненском нефтяном институте, мотивируя свое решение тем, что студентов вынуждают изучать атеистические труды классиков марксизма. Только вмешательство А. Масхадова, заявившего на чеченском языке, что запрет преподавания философии «равноценно удалению ума из  головы»,   позволило возобновить преподавание этой дисциплины.

16 июня этого года, ночью, во время сна, в Урус-Мартане был убит 75-летний имам Алхан-юртовской мечети Умар Идрисов, последователь накшбендийа. Этот авторитетный религиозный деятель публично заявлял, что сопротивление чеченцев не есть газават, а гибнущие в ходе очередной войны чеченцы не являются «шахидами». Высказывается предположение, что его убийство также - дело рук ваххабитов.

Нынешнюю войну не считает газаватом и бывший чеченский муфтий, а ныне глава Администрации Чеченской Республики А.-Х. Кадыров, хотя в ходе первой войны он решительно призывал чеченцев на газават против российских войск. К обсуждению вопроса о газавате присоединились и представители ряда зарубежных исламистских организаций, признающие  сопротивление воюющих чеченцев газаватом. А тем временем ни один представитель официального духовенства мусульманских государств эту позицию не подтвердил. «Ваххабитский проект» создания исламского государства в Дагестане и Чечне, а затем и на территории Северного Кавказа не получил реализацию в связи с провалом мятежа в Дагестане.

Новый муфтий Чеченской Республики Ахмад-Хаджи Шамаев, последователь Кунта-Хаджи, прямо заявляет, что, несмотря на то, что каждый чеченский мусульманин хотел бы видеть в Чечне «полностью исламское государство, но у нас этого не получится». Вряд ли после ваххабитских экспериментов чеченские мусульмане желали бы видеть религиозное государство в собственной республике. Критикуя так называемый ваххабизм, муфтий Шамаев считает: «Но тот – ваххабизм, что в Чечне, это не ислам, и тех людей, которые называют себя ваххабитами, я знал»^[3]. По его мнению, «в Чечне – не ваххабизм, а есть люди, использующие ислам для своих целей, для наживы, для бизнеса»^[4].

Не без участия федерального центра в Чечне усилилась политическая роль суфийского ислама, в частности, кунтахаджинцев. Глава Администрации ЧР Ахмад-Хаджи Кадыров и муфтий мусульман ЧР Ахмад-Хаджи Шамаев являются последователями Кунта-Хаджи, и оба они - противники ваххабизма. Ставка Москвы на зикристов, по-видимому, вызвана с целью противопоставления их ваххабитам и окончательного подрыва  влияния последних в Чечне. Вместе с тем такой расклад на религиозно-политической сцене Чечни не может устроить не только ваххабитов, которые не раз покушались и продолжают покушаться  на жизнь Кадырова, но и представителей накшбандийа, считающих себя обделенными властью. 

Судя по их высказываниям Кадырова и Шамаева, они стремятся объединить чеченский народ и нацелить его на путь созидания. Однако многими мусульманами их деятельность не всегда воспринимается позитивно, относясь к ним, как к ставленникам Кремля.                       Остается загадкой механизм вознесения на олимп политической власти дудаевско-масхадовского муфтия А.-Х. Кадырова. Понятно одно, что такому взлету способствовал факт сдачи Гудермеса Кадыровым и братьями Ямадаевыми федеральным войскам.

Сам факт перехода Кадырова из сферы чисто религиозных дел в сферу светскую даже для современной России – прецедент неожиданный. В истории Чечни нет случая, чтобы духовное лицо добровольно отказывалось от своего сана в пользу светской власти. Но зато известны случаи, когда репрессивные органы советской власти вынуждали отказываться от своей деятельности многих религиозных авторитетов, принуждали поддерживать сталинский тоталитарный режим, не говоря о том, что они в массовом количестве этими же органами расстреливались.

Кадыров был нужен военным и Москве, чтобы расколоть воюющих чеченцев и делегитимизировать деятельность Масхадова. По мнению чеченского бизнесмена М. Садулаева, Кадыров обещал Кремлю в течение двух месяцев добиться сдачи оружия двумя тысячами боевиков и их командирами, однако оружие не сдали даже двести боевиков. С. Ястребжемский также полагает, что Кадыров не оправдал возложенные на него надежды, но в последующем президент В. Путин высказывался в поддержку его деятельности.    

Одновременно, назначив Кадырова на эту должность, Кремль хотел продемонстрировать исламскому миру, что он не против мусульман Чечни, а против террористов. На Всемирном форуме религиозных и духовных лидеров в Нью-Йорке Кадыров заявлял, что эмиссары Масхадова и Басаева разъехались по всему миру и трубят, что в Чечне идет война против ислама, против мусульман, они собирают большие деньги, которые идут на кровопролитие. Он утверждал, что в Чечне идет война не против ислама, а против международных террористов, являющихся врагами не только ислама, но и всего человечества^[5]. Но почему-то больше всех страдают и гибнут мирные люди и об этом предпочитают молчать. Кроме того, если трезво проанализировать итоги «контртеррористической операции», проводимой Чечне, то ясно, что они весьма скромны. На самом деле из действительных террористов мало, кто пострадал или погиб.       

Планы военных и Кадырова нацеленные на раскол воюющих чеченцев не привели к сколь-нибудь ощутимым результатам. Только этим можно объяснить, часто возникающие слухи о скорой смене Кадырова. Симптоматичными являются два последних покушения, совершенные над Кадыровым. Одно из них совершено федеральными войсками, а второе – боевиками, скорее всего ваххабитами. По нашим подсчетам на него совершено всего девять  покушений. 

Антиваххабитские настроения в современной Чечне приобрели широкий резонанс, и поэтому шансы на возрождение здесь ваххабизма невелики. В этом отношении примечательно высказывание муфтия Чечни Шамаева, считающего, что «Чечня никогда не была и не будет базой ваххабизма»^[6]. По его утверждению, на территории Чечни вступил в силу закон, запрещающий ваххабизм. Несколько раньше аналогичный закон принят и Народным собранием Дагестана. Однако это вовсе не означает, что в Чечне или в соседнем Дагестане произойдет автоматический демонтаж ваххабизма. Несмотря на преследования, физическую расправу и запрет ваххабизма на Северном Кавказе, его организационный и идеологический ресурсы не израсходованы, тем более что их деятельность получает поддержку со стороны зарубежных мусульманских организаций радикальной ориентации.

В целом духовная и политическая роль ваххабизма сведена к минимому, хотя в ряде регионов страны он имеет ощутимое влияние среди мусульман. Меняют свою дислокацию на территории страны и ваххабитские центры, из Северного Кавказа они перемещаются, судя по некоторым источникам, в глубь России. Представляется,  что некоторые представители русской национальности,  принимающие ныне ислам,  обращаются в эту конфессию именно ваххабитами.

Находясь с 1995 по 1999 года в Чечне, изнутри наблюдая местный «ваххабизм», автор этих строк пришел к выводу, что по целому ряду признаков его можно квалифицировать как экстремистское религиозно-политическое течение. Ваххабиты не только проявляли открытую не терпимость в отношении мусульман, придерживающихся иных течений, но и призывали своих сторонников к всеобщему джихаду против всех, кто не принимал их позицию. Известны многочисленные факты вымогательства, грабежей, похищения и убийства людей и других всевозможных форм насилия, к которым непосредственно причастны так называемые ваххабиты. Не к миру, умиротворению, а к насилию и вечному джихаду призывали те ваххабиты, деятельность которых автор имел возможность непосредственно наблюдать и анализировать.   

Некоторые авторы, пишущие о ваххабитах, изображают их как реформаторское движение в российском мусульманстве, которое  на условиях достижения им компромисса с традиционным исламом можно было бы использовать чуть ли не в пользу российской демократии. Подобное может утверждать тот, кто писал об этом явлении в светлых кабинетах московских исследовательских центров, ни разу не побывав в Чечне, не говоря о том, что не наблюдал ваххабитский экстремизм во всей его «красе». Без сомнения тех религиозных экстремистов, которых мы называем ваххабитами, явились дестабилизирующим фактором политической ситуации на Северном Кавказе, своими действиями детерминировали очередные военные действия в Чечне. И все это происходило при бездействии федерального центра и местных органов власти в Чечне и Дагестане.

Возникает закономерный вопрос: почему в ходе второй войны в Чечне не арестован ни один из главарей преступных ваххабитских групп, куда они исчезли?  Как сообщает народная молва, ваххабиты-провокаторы перебазировались в Азербайджан. В контексте сказанного, хотелось бы обратить внимание на следующий факт. В СМИ России сообщалось об аресте спецслужбами одного из лидеров чеченских ваххабитов - масхадовского вице-премьера, а затем министра шариатской безопасности Ислама Халимова (его считали кассиром чеченских ваххабитов). В прессе сообщалось об аресте Халимова, который доказывал на допросах, что он врач и  не имеет отношение ни к ваххабитам, ни к военным действиям. Совсем недавно стало известно, что «арестованный» Халимов ныне находится за рубежом.

Притчей во языцех в Чечне стал «ваххабит» Арби Бараев, возглавлявший при Масхадове шариатский батальон (читай ваххабитский), а затем примкнувший к исламской оппозиции, возглавленной Басаевым. Только ленивый не говорит о его причастности к многочисленным преступлениям, похищениям людей, убийствам. Бараев и братья Ахмадовы, из его банды, считаются повинными в казни четырех иностранцев (трех англичан и одного новозеландца). Так, похищенных иностранцев «ваххабиты» держали в специально оборудованном подвале средней школе № 7 г. Урус-Мартана, в нем они и были казнены.

Вся Чечня утверждает, что Бараев – человек ФСБ, в свое время это не раз официально по чеченскому телевидению заявлял Масхадов. Жители селения Алхан-Юрт, откуда родом Бараев, подтверждают, что он беспрепятственно проезжает через блок-посты военных, часто посещает свой дом, и он даже умудрился сыграть в нем очередную свадьбу. Жители Алхан-Юрта также свидетельствуют, что один из «помощников» Бараева разъезжает по всей Чечне вместе с сопровождающими его российскими офицерами. Когда старейшины Алхан-Юрта при очередном появлении Бараева в селении потребовали от него, чтобы он его покинул, то его ответ был примерно следующего содержания: «Какие, вы, глупые, разве вам не ясно, что мы с российскими военными делаем вместе одно дело». Сказанное подтверждается публикацией в газете «Совершенно Секретно»^[7]. Корреспондент этой газеты Татьяна Ивашова опубликовала  интервью Руслана Юсупова, агента ФСБ, под названием «Исповедь преданного агента. Как ФСБ ловит Бараева». В своей исповеди агент ФСБ сообщает: «В середине июля ко мне обратился мой бывший одноклассник Магомед С. В первую войну при бомбежке погибли его мать и дочь, и он ушел к боевикам. Магомед сказал, что у него есть разговор к сотрудникам ФСБ по Арби Бараеву. Речь шла о том самом Бараеве, который захватил десятки заложников сотрудников ФСБ, представителя президента России в Чечне Власова, журналистов НТВ и ОРТ. Он же причастен к убийству сотрудников Красного Креста, а также четырех граждан Великобритании и Новой Зеландии»^[8]. Получив информацию о месте нахождения Бараева, Цагараева и Ахмадова, начальник районного отдела ФСБ под псевдонимом Жданов, не только не провел операцию по их аресту, наоборот, не обеспечил защиту тем, кто дал им ценную информацию. Когда Юсупов стал выяснять у заместителя начальника районного ФСБ, почему не стали брать Бараева, тот зло отреагировал: «Если я буду лезть выше, голову снимут и с меня и с тебя. Мы здесь пешки, мы ничего не решаем»^[9]. Информатор был расстрелян людьми Бараева, а жена Юсупова и ее сестра -  схвачены и изнасилованы ими. Юсупов, судя по интервью, в процессе самостоятельного расследования узнал имена двух насильников, изнасиловавших женщин. Он сообщает: «Оба уроженцы Ачхой-Мартана, ярые ваххабиты, воевали в отряде Бараева, числились в чеченском ОМОНе, потом ушли, но удостоверения сохранили и потому открыто разъезжают с оружием. По секрету один участковый сообщил, что недавно они изнасиловали и забили русскую женщину и ее четырнадцатилетнюю дочь. Но никакого расследования по этому делу не провели. За ними числятся не только эти преступления, но поскольку они люди Бараева, их особо никто не ищет. Тогда я еще не мог поверить, что кто-то из ФСБ меня сдал бараевцам, думал, это просто случайное совпадение»^[10]. Он достаточно четко расскрывает связь между  бараевцами и двумя сотрудниками республиканского ФСБ по Чечни и сотрудником ГРУ, которые обвинили его в гибели информатора и жестоко избивали вместе с людьми Бараева. «Предательство фээсбэшников, на которых я честно работал, воспринял равнодушно. Хватало другой боли. С того дня, как была изнасилована жена, я не могу смотреть ей в глаза. Сейчас друзья и родственники в ожидании моего возвращения следят за насильниками. Но разбираться с ними я буду сам. Надеюсь только на помощь Аллаха. А там будь что будет»^[11], - такова печальная исповедь агента ФСБ.

Факты, изложенные в выше процитированной публикации, позволяют придти к выводу, что значительная часть так называемых «ваххабитов» в Чечне – организованные преступные группы, выполняющие определенные задачи, в числе которых:  дестабилизация политической ситуации, подрыв так называемого чеченского сепартизма и пр. 

При очевидном наличии «аравийского следа» в ваххабизме в Чечне, нельзя не признать присутствие   в нем и «московского следа». Нам также известны факты, что примерно 24 молодых чеченских студента, обучавшихся в вузах Москвы, посещавшие пятничные молитвы в московских мечетях и придерживавшиеся  фундаментальной ориентации в исламе, были отправлены на войну в Чечню якобы в поддержку воюющих чеченцев.

На почве усиления ваххабизма в Чечне столкнулись интересы политически разноориентированных мусульман. Представители тарикатизма, будучи приверженцами этнокультурной традиции, не представляют Чечню вне России. А так называемые ваххабиты своей антимусульманской практикой в Чечне продемонстрировали явно выраженные сепаратистские устремления, обернутые в исламистскую фразеологию.

Политическая разноориентированость мусульман «новаторов» и традиционалистов в Чечне и Дагестане порождал внутрирелигиозный конфликт. Конфликт углублялся лидерами ваххабизма, противопоставлявших себя традиционному исламу, рассматриваемого ими как ислама «коммунистического». Даже некоторые современные исследователи ислама на Северном Кавказе полагают, что традиционный российский ислам является тормозом на пути модернизации общества. И на этой основе не скрывают своих симпатий к ваххабизму, рассматриваемого ими в качестве союзника демократии.

Традиционный ислам долго еще будет оставаться реальной влиятельной духовной силой в Чечне, Дагестане, а в целом в России, хотя вполне можно ожидать с его стороны некоторые модернистские изменения. О его естественной замене другой формой ислама не может быть и речи. Хотя в условиях стабильности на Северном Кавказе так называемые ваххабиты, претерпев некую трансформацию, вполне могут возродить свою деятельность, что очередной раз приведет столкновениям, но на этот раз на почве религиозной, идеологической. Интенсивность этих  столкновений зависит от многих факторов, в том числе и от степени влияния зарубежных мусульманских организаций, частоты контактов отечественных мусульман со своими зарубежными собратьями по вере. В контексте сказанного очевидна необходимость эффективной конфессионально-государственной политики в стране, ограничивающей распространение религиозного радикализма и экстремизма.